– Как все-таки приятно думать, что не одни мы засиживаемся за работой, – улыбнулась Катарина в ответ. – Но почему эта мысль совсем не уменьшает моей усталости?

– Вот-вот, и со мной та же история, – хмыкнул охранник.

Пожелав ему доброй ночи, Катарина вышла на воздух и поспешила к своей машине.

Охранник солгал.

Ясно, что здесь происходит нечто, о чем ей знать не положено. Но что же?

И как бы ей это узнать?

Не связан ли как-то доставленный сегодня труп – если это и впрямь труп – с тем странным видеофильмом и со скелетом в ее лаборатории? Нет, это просто смешно. Откуда она взяла, что есть какая-то связь?

Но видения необычного черепа с Филиппин и забитого палками несчастного создания так и стояли у нее перед глазами. Оба изображения скрыты в компьютерной памяти под паролями так же, как спрятано в подвал, о существовании которого до сего дня она даже не догадывалась, то, что доставили сейчас в фургоне.

Интуиция подсказывала Катарине, что существует некая связь.

Между телом, которое – если это и впрямь тело – только что прибыло.

Мутантом – если это мутант, – убитым на Филиппинах.

И скелетом, который она сама раскопала здесь, на Мауи.

Но как выяснить, что именно их объединяет? Как подобраться не только к файлам, запертым в компьютерной памяти, но и к подвальному этажу северного крыла? В полной темноте тормозя перед воротами поместья, она кисло подумала, что служба безопасности устроена здесь куда лучше, чем это кажется Робу Силверу.

Верно, перед воротами не было никакого освещения, но теперь она твердо знала, что сейчас, когда она выезжает из них, охранник в холле видит ее так же четко, как если б стояло полнолуние. От этой мысли сделалось неуютно, и твердя себе о том, чтобы не быть дурой, она все-таки вплоть до поворота на Хана-хайуэй не могла избавиться от противного ощущения, что за ней следят. Но вполне оно не оставило ее и позже, и прибавив газу на пути к Макавао, Катарина все равно поглядывала невольно в зеркало заднего обзора, нет ли сзади непрошеного эскорта.

Шоссе было пусто, но гадкое чувство не проходило.

Когда Катарина вошла в дом, телевизор работал на полную громкость, но Майкл его не слышал. Он крепко спал, раскинувшись на диване, и едва шевельнулся, когда она наклонилась поцеловать его в лоб. Бросив сумку рядом с диваном, она пультом выключила телевизор и пошла на кухню поискать что-нибудь съестное. На стойке в замасленной коробке лежали остатки пиццы – меньше половины. Переложив два куска на тарелку и сунув ее в микроволновую печь, Катарина, пока пицца грелась, налила себе стакан вина. Потом отнесла пиццу в гостиную, поставила на журнальный столик, но прежде чем устроиться на полу поужинать, обошла дом, чтобы закрыть все двери и окна.

И задернуть шторы.

У последнего окна все с тем же морозящим чувством, что на нее смотрят, вгляделась в ночь.

Но это смеху подобно, одернула она себя. Там никого нет. Никто на тебя не смотрит!

Бесконечное самоурезонивание, однако, ничуть не спасало от паранойи, надвигающейся на нее с тех самых пор, как она вышла сегодня из лабораторного корпуса. Она задвинула шторы, вернулась в гостиную и уселась доесть пиццу, которую оставил ей Майкл.

И как раз покончила с первым куском, когда Майкл дернулся, ритм его дыхания стал прерывистым, затрудненным. Еще мгновение, и он забился, разбрасывая руки и ноги. Катарина застыла, боясь повторения вчерашнего кошмара, когда он убежал в темноту и вернулся лишь много часов спустя. Потом вскочила с пола, обошла столик, склонилась над диваном, легонько прикоснулась ко лбу:

– Майкл? Майкл, проснись! Проснись, дорогой, ты смотришь плохой сон.

Он застонал и рванулся было, но она твердо взяла его за плечо, потрясла:

– Майкл! Проснись!

Тут тело его сотрясла крупная дрожь, и вот он уже сидит, сна ни в одном глазу, смотрит на нее в изумлении.

– Что это было? Что тебе снилось?

– Ночное ныр... – и он осекся.

– Ночное что? – переспросила Катарина, гадая, что за слово он оборвал.

Майкл, покраснев, по виду матери понял, что врать больше нельзя.

– Я ходил нырять ночью, – кое-как проговорил он.

– Нырять ночью? – неуверенно повторила Катарина. И когда до нее дошел смысл сказанного, распахнула глаза. – Ты хочешь сказать, что занимался подводным плаванием ночью?

Майкл помедлил, потом с тяжелым вздохом кивнул.

– С Джошем Малани и другими ребятами. – Какими другими?

Майкл подумал.

– С Джеффом Киной и Киоки Сантойя. И Риком Пайпером.

Первые два имени Катарине что-то напоминали. Она словно бы где-то их уже слышала. Но где? В какой связи? Прежде чем она сформулировала вопрос, Майкл уже на него ответил.

– Киоки – это тот парень, которого его мать нашла в тростнике вчера утром.

Катарина припомнила то сегодняшнее радиосообщение, что они слышали по дороге в школу.

– Это было позапрошлой ночью, верно? Когда ты поздно вернулся?

Майкл кивнул.

– И ты видел это во сне тогда ночью? И вчера тоже?

Майкл снова кивнул.

Катарина вонзилась в него взглядом.

– Что-то случилось? Когда вы ныряли, что-то случилось?

Майкл быстро подумал, что сказать, но и заминки было достаточно, чтобы стало ясно, что запретное ныряние не обошлось без приключений.

– Да ничего особенного, – сказал он. – Просто баллоны оказались неполные, и пришлось выйти из воды раньше времени, вот и все. Подумаешь.

– Но у тебя из-за этого кошмары, – напомнила ему Катарина, – не говоря уж о том, что случилось с...

– Ой, мам, перестань, – застонал Майкл. – Никто толком не знает, что случилось с Киоки!

Катарина внимательно посмотрела на сына. Мало того, что он ей лгал, еще и поступок его сам по себе был безответственной, непростительной глупостью. Безусловно следует наказать его, лишить всех привилегий, сделать все, чтобы это стало ему уроком. Но сейчас, вот сию минуту, после бессонной ночи и трудного дня, она слишком устала, чтобы справиться с этой задачей. Кроме того, он ведь жив, и дома, и ничего страшного не случилось. И, может быть, то, что он не рассказал ей об этом сразу, отчасти ее вина – в конце концов, она слишком опекала его все эти годы. И, не вмешайся Роб Силвер, вообще не подпустила бы сына к подводному плаванию.

Усталость, копившаяся весь день, брала свое, и Катарина решила, что уж это, по крайней мере, подождет до завтра.

– Иди спать, – сказала она, и тут у нее возникла мысль. – И знаешь что, Майкл? Ты проштрафился, вот и решай сам, как будешь наказан. Я для этого слишком вымотана и слишком сердита. Так что тебе карты в руки. Согласен?

Майкл долго смотрел на нее, и по выражению его глаз ей стало ясно, что мысль верная: наказание, которое он выберет себе сам, по воздействию ни в какое сравнение не пойдет с тем, что могла бы придумать она.

– Согласен, – ответил он наконец. – Пожалуй, это по-честному. – Он встал и почти уже вышел из комнаты, но потом вернулся, нагнулся и поцеловал ее в щеку. – Извини, ма. Во-первых, не надо было этого делать, а во-вторых, надо было сказать тебе. – Он выпрямился, тихо сказал: – Спокойной ночи, – и пошел к себе.

– Майкл?

Он обернулся.

– Смотри не переборщи с покаянием.

Через несколько минут, рухнув в постель, Катарина поняла, что слишком устала, чтобы уснуть. Потом сочла, что невыносимо душно. Поднялась, пооткрывала все окна. Не слишком-то это помогло: со стороны Большого Острова ветер доносил сюда едковатый дымок извержения.

Прежде чем снова лечь, Катарина прислушалась у двери в комнату сына. Он мирно спал.

Глава 22

Такео Йошихара как всегда проснулся на рассвете. Не разнеживаясь, он тут же встал, надел рубаху-алоха, белые брюки и сандалии – обычную свою униформу, которую он носил на Мауи, и направился в маленький павильон-столовую. Обычный завтрак из супа-мисо, рыбы и чая уже стоял на столе, как и во все дни его пребывания в поместье.