– Наверно, опять астма достала, – сказал он. Голос, глухой и в то же время чуть металлический, донесся из невидимого динамика.

Не плачь! – приказала себе Катарина, но глаза непослушно наполнились слезами. Она сделала шаг, другой, стремясь обнять сына, прижать к себе, приласкать.

Стена остановила ее.

Внезапно она почувствовала себя беспомощной, бесполезной, бессильной даже утешить.

– Майкл, – прошептала она. – Что произошло? Ты так хорошо выглядел! Я думала... – Закусив губу, она покачала головой, чтобы прогнать слезы.

– Я чувствовал себя просто классно, – сказал Майкл. – Ты же видела меня, да?

– Конечно, видела! И ты был молодцом. Я даже перестала волноваться. – Она опять потянулась к нему и на этот раз действительно коснулась рукой преграды, отделявшей ее от сына. – Милый, что же случилось?

– Я... я не знаю, – пожав плечами, с запинкой сказал Майкл. И потом с неловкими паузами рассказал, что вообще-то в тот день дышать ему с утра делалось все труднее. – Но потом я нашел в кладовке в уборной пузырек с нашатырным спиртом и как только вдохнул немного, сразу поправился!

Катарине вспомнился путаный телефонный звонок Рика Пайпера.

Нашатырь! Он дышал нашатырем! Конечно, он болен!

Но вслед за этой мыслью явилось понимание, что нашатырь просто соломинка, за которую она хватается, чтобы уйти от ужасной правды.

Не от нашатыря он болен.

Все больше кусочков головоломки укладывалось на свое место в общей картине.

Марк Рейнолдс, тот парень из Лос-Анджелеса, не пытался убить себя – он пытался себя спасти, а медики, приехавшие на помощь, невольно убили его, дав ему кислород.

Кислород!

Впервые с тех пор, как Катарина вошла в комнату, она оторвала глаза от лица Майкла и осмотрелась.

В стену был встроен компьютерный монитор с экраном, поделенным на несколько окон; на некоторых – графики деятельности важнейших органов Майкла, на других – состав атмосферы в камере. Кое-какие газы ей были знакомы: СО, SO2.

Окись углерода.

Двуокись серы.

Остальные – длинные формулы сложных химических соединений, может быть, углеводородных, ничего ей не говорили.

– Могу я несколько минут побыть с ним наедине? – спросила она.

– Разумеется, – позволил Такео Йошихара. – Меня, к сожалению, ждут неотложные дела. А доктор Силвер и доктор Джеймсон вас подождут.

Когда они остались вдвоем, Катарина как можно ближе подошла к Майклу и прижалась ладонями к плексигласу так нежно, будто трогала сына.

– Мне так жаль, милый, – прошептала она. – Это я виновата. Если бы я не решилась сюда приехать...

– Нет, ты не виновата. Это просто случилось, и все. Наверно, это могло случиться во вре...

Катарина быстро прижала палец к губам и, когда Майкл умолк, вытащила из сумки блокнот и ручку. Видеокамеры, конечно, работают – Катарина знала, что зоркие линзы просматривают комнату, – но есть надежда, что они не смогут прочесть. Другого выбора не было.

– Есть предположение, что ты вошел в контакт с чем-то, что они нашли в жеоде, – сказала вслух Катарина.

«Что случилось в ночь погружения?» – одновременно писала она. – " Я не верю в жеоду". Открыв внешнюю дверцу шлюза, Катарина сунула внутрь блокнот и ручку. Воздух из тамбура тут же выполз наружу, заместившись ядовитой смесью из камеры.

– Что еще за жеода? – громко спросил Майкл, быстро читая записку, и нацарапал ответ. "Не было никакой жеоды. В 4-х баллонах быстро кончился воздух, и мы стали задыхаться. У меня, Джеффа, Джоша и у Киоки." Он передал блокнот с ручкой матери.

– Не знаю, мистер Йошихара не говорил, – ответила Катарина, читая. Потом написала сама: «Где вы взяли баллоны?»

– В жизни не видел никогда никакой жеоды, – сказал Майкл. "У Кихей-Кена", – написал он. «Джош сказал, это можно.»

Когда Катарина прочла это, он спросил:

– Ма, как ты думаешь, я поправлюсь?

Катарина не успела ответить, не в силах больше сдержать слезы. Он прочел правду у нее на лице.

– Что, я умру, да?

Голос у него был совсем детский.

Детский и очень испуганный.

Глава 29

В том, как машина выглядела, не было ничего необычного. Среднего размера, неброско окрашенный, без особых затей седан, каких полно на улицах Мауи, какие охотно берут напрокат туристы. Не было ничего приметного и в людях, сидевших в машине. Оба среднего возраста, оба в стандартной туристской униформе – легкие брюки, недорогие рубахи-алоха из тех, что продаются в магазинах Лахайны и на кихейском пляже.

Подобно туристам, они медленно ехали вдоль Саут-Кихей-роуд, будто раздумывая, куда повернуть, или же просто разглядывая окрестности.

Но машина была не из проката, а те, кто в ней сидели, – не туристы. Оба давно уже жили на Мауи, хотя родились не здесь.

И они очень хорошо знали, куда ехать. Цель их поездки находилась ровно через квартал, неприметный уголок, не отыскать, если не знаешь дороги. Половина лавочек там уже позакрывалась, большая часть тех, что были еще открыты, примыкала к кафе-мороженому у южного края длинного ряда витрин.

Магазинчик купальных принадлежностей «Кихей-Кен» находился в противоположном от кафе-мороженого конце и занимал отдельную пристройку, построенную здесь словно в последнюю очередь, в довесок. Двое из седана оставили машину посреди парковки и неторопливо направились к магазинчику, по пути притормаживая, чтобы поглазеть на витрины.

Как им и говорили, за стеклянной дверью висела табличка «Закрыто», но внутри свет еще горел и можно было видеть, что кто-то стоит за стойкой, заполняя какие-то бумаги. Один из мужчин открыл дверь. Другой вошел внутрь.

– Вы Кихей-Кен? – спросил он.

– Собственной персоной, – Кен оторвался от, банковской ведомости и вышел из-за стойки, чтобы поздороваться. – А вы, вероятно, те парни, о которых был звонок из офиса мистера Йошихары?

Второй тоже уже оказался в магазине, и дверь за ним захлопнулась.

– Не знаю никого с таким именем, – сказал он.

Улыбка на лице Кихей-Кена погасла, уступив место недоумению, когда тот что вошел первым не принял протянутую ему руку.

– Прошу прощения, – сказал он, неуверенно оглядывая парковку в поисках людей, о которых его пятнадцать минут назад предупредили из офиса Йошихары, попросив дождаться. – Я вообще-то уже закрылся. Я просто делаю кое-какую бумажную работу, пока жду...

– Нас, – сказал первый.

Тон, каким было сказано это простое слово, встревожил Кихей-Кена. Он занервничал.

– Послушайте, я правда уже закрыл... – начал он, и на этот раз его перебили не словом.

На этот раз в руке второго появился пистолет. Всего мгновенье назад он выглядел как безобидный турист. Теперь от туриста только и осталась, что рубаха-алоха. Его жесткий взгляд подсказал Кену, что он, не дрогнув, пустит в ход оружие, которое лежало у него в руке так, словно он с ним родился.

– Послушайте, – пробормотал Кен, инстинктивно пятясь назад. – Если вам нужны деньги, возьмите...

Тот что с пистолетом молча стоял рядом. Другой заглянул в подсобку и, убедившись, что там никого нет, запер входную дверь и выключил свет, оставив лишь мертвенно-голубое свечение неоновой вывески – силуэта пловца в маске и ластах.

– В ту комнату, пожалуйста, – сказал тип с пистолетом.

Не может быть, чтобы они хотели убить меня, подумал Кихей-Кен. Иначе зачем бы им держаться так вежливо? Ухватившись за эту мысль, по пути в подсобку он нервно бормотал:

– Слушайте, почему бы вам не взять все, что есть в кассе? В подсобке наличных нет – у меня нет даже сейфа. Я не стану звонить в полицию. Я...

– Пожалуйста, сядьте. – Неизвестный указал ему пистолетом на небольшую стремянку, служившую и чтобы дотянуться до верхних полок с товаром, и как сиденье для примерки ласт.

Они собираются меня связать, думал Кен, опускаясь на жесткое сиденье. Они меня свяжут и все здесь вычистят, но больше ничего не сделают.