Одноэтажный, он был со всех сторон окружен широкой верандой. Скаты крыши, пройдя веранду, становились круче, образуя покрытие типа пагоды. В каждом скате имелось слуховое окошко. То, что дом – идеальных пропорций, сразу бросалось в глаза. Столбы и балки веранды, изукрашенные резьбой, сообщали ему неуловимо викторианский дух, хотя архитектурный стиль был, несомненно, полинезийский.

Внутри были большая гостиная, кухня, две спальни и ванная. Примыкавшая к кухне часть веранды была отгорожена с тем, чтобы получить помещение для прачечной.

От подножия веранды вниз по склону зеленым ковром сбегал луг, там и сям перемежаемый эвкалиптовыми и джакарандовыми деревьями. А дальше горизонт расширялся, позволяя видеть оба берега, разделяющую их долину и дикие склоны хребта Вест-Мауи, изъеденные дождем и ветром.

Катарина стояла на веранде, с наслаждением вдыхая свежий, насыщенный эвкалиптовым ароматом воздух. На западе садилось солнце, пели птицы, и, куда ни взгляни, всеми цветами радуги радовали глаз россыпи тропических цветов.

Она повернулась к Майклу, который вышел из дому с папкой под мышкой.

– Ну? Как тебе?

Майкл взглянул на вид, и мать видела, как он изо всех сил старается не поддаться раскинувшейся перед ним красоте.

– Ладно, – вздохнул он. – Наверно, я был неправ. Наверно, бывают места и похуже.

– Так ты не ненавидишь свою старую мать?

– Нет, я тебя не ненавижу, – и он рассмеялся, увидев, с каким демонстративным облегчением она перевела дух. – И ты совсем не старая. И если ты в самом деле хочешь, чтобы я поднял руки и согласился, что мысль была неплохая, то... – он протянул ей папку. – Можно мне записаться? Пожалуйста? – произнес он с надеждой, но одновременно внутренне смирившийся со вполне предсказуемым ответом.

Катарина раскрыла папку, зная, что увидит там объявление о приеме в школу подводного плавания. Первым движением души было отказать наотрез, но прежде чем она успела открыть рот, в дверном проеме позади Майкла появился Роб.

– На самом деле это вполне безопасно, – сказал он. – Сотни туристов занимаются этим ежедневно, от малышни до старцев включительно.

Катарина подняла глаза от брошюры и перед тем как повернуться к Майклу мельком встретилась взглядом с Робом. Перед глазами встали воспоминания о страшных ночах, когда ее сын, едва дыша, жадно ловил ртом воздух. Что, если приступ случится в пятидесяти футах под водой? Если с ним что-нибудь случится...

Майкл словно прочитал ее мысли.

– Я не утону, мам. И у меня не будет приступов астмы. Обещаю...

И все-таки Катарина медлила, припоминая, как задолго до рождения сына обожал подводное плавание отец Майкла. Том Сандквист наслаждался лыжами, виндсерфингом, прыжками в воду и еще Бог знает сколькими опасными играми, от мысли о которых у нее холодела кровь. И если бы он был жив, она знала, что бы он сейчас ответил сыну. Глубоко вздохнув, она сделала то, чего не мог сделать Том. Она сказала:

– Хорошо. Но ты живешь только раз, понял?

Майкл, издав победный боевой клич, обнял ее так, что хрустнули кости, и исчез в доме – надо полагать, готовиться к первому уроку подводного плавания.

Роб, извиняясь, развел руками.

– Может, мне зря пришло в голову захватить с собой эту брошюру...

– Нет, Роб, ты все сделал правильно, – не дала ему договорить Катарина. – Он был такой несчастный все последнее время из-за этого переезда. Может, повеселеет...

– Я знаю, что с ним, – сказал Роб. – Сколько ему? Пятнадцать?

– Шестнадцать.

– Для мальчишек это тяжелый возраст. Мне было столько же, когда моя мать познакомилась с моим... – внезапно смолкнув, Роб помычал и неловко сменил тему: – В общем, в это время хорошо бы держать его на длинном поводке, понимаешь? С одной стороны, ему хочется изведать что-то новое, а с другой, хочется, чтоб ничего не менялось.

Катарина, между тем, закончила про себя фразу, которую на полуслове оборвал Роб. «Когда моя мать познакомилась с моим отчимом» – вот что он собирался сказать. Стоя на веранде в лучах закатного солнца, она внимательно на него посмотрела. Ей ответил его синий, вопросительный взгляд.

Оба молчали.

Им не требовалось никаких слов.

Около двух часов ночи Катарина очнулась от беспокойного сна. Некоторое время не удавалось уразуметь, что не так, но когда она поняла, что за окном не шум нью-йоркских улиц, а звон цикад, и что вдыхает она не пересушенный воздух квартиры, а душистый тропический, все встало на свои места. Она спустила ноги на пол и, поежившись от ночной прохлады горных широт, накинула толстый махровый халат. На веранде обнаружилось, что Майклу тоже не спится. Она тихо подошла к нему, помолчала, глядя в небо, усыпанное такой россыпью звезд, какую видела только в Африке. Потом мягко положила руку на плечо сына.

– Ну что, милый? Ведь не так уж здесь плохо, а?

Майкл ответил не сразу, сначала пожал плечами, а когда, наконец, заговорил, в голосе его было больше боли, чем гнева.

– Нет, здесь неплохо. По правде сказать, здесь очень даже красиво. Но, понимаешь, мам, дела в Нью-Йорке только-только стали налаживаться. И что, если здесь у меня не будет друзей, или я не сумею попасть в легкоатлетическую команду, или...

– Или ты дашь себе шанс и попробуешь свои силы, – перебила его Катарина. – Завтра у тебя урок подводного плавания, так что кое-какие плюсы в твоем положении все-таки есть, а?

Они еще с несколько минут помолчали, стоя в темноте, и Катарина подумала, что молчание сына – лучший из его возможных ответов. Он даже не отстранился от ее поцелуя на ночь, что тоже было хорошим знаком: может быть, все еще утрясется само собой.

Впрочем, долго еще после того, как Катарина ушла, Майкл стоял в ночи, опираясь на перила веранды, во власти странных переживаний. Он вовсе не собирался плакаться, и теперь было немного стыдно оттого, что он, как какой-нибудь малыш-переросток, выдал матери свои страхи. Но он и в самом деле с содроганием думал о том, как отправится в понедельник в новую школу. И, к тому же, как целых три месяца выжить на такой верхотуре?

По крайней мере, неужели нельзя было поселиться поближе к пляжу?

Глава 4

Вокруг инструктора по подводному плаванию топтались шесть человек. Майкл с подозрением посматривал на них, размышляя, так же они дрейфят, как он, или меньше. И вчера, и сегодня утром – черт, даже еще полчаса назад – поплавать в океанской глуби казалось классной идеей. Но утром они тренировались в плавательном бассейне, где нет прибоя, вода мелкая, и было их всего-то три новичка, и Дейв, инструктор, показывал им в воде, что делать, в то время еще один человек стоял на краю бассейна, подстраховывая на всякий случай.

На тот случай, если кто-то, к примеру, начнет тонуть.

Теперь их здесь было шестеро, не считая Майкла, из чего вытекало, что Дейв не сможет уследить сразу за всеми, и Тихий океан при этом не в пример больше бассейна. К тому же плавательный костюм с трудом налезал на тело, а когда налез, оказалось, он всюду жмет, и немилосердное солнце калило его черную резину. Майкл вспотел, и там, где по спине потекли струйки, ужасно чесалось.

Снаряжение здесь на берегу казалось более громоздким, а акваланг – тяжелей, чем утром в бассейне, и когда он всунул руки в лямки и укрепил на спине баллон, то еле удержал равновесие. Но все-таки, раз уж он зашел так далеко, отступать не пристало. Подхватив ласты и маску, Майкл еще раз проверил регулятор воздуха и направился вниз, к пляжу.

Всего несколько минут назад, когда они выбрались из фургона и понесли снаряжение в скверик, разбитый сразу над пляжем, волны выглядели вполне обычно, теперь же они все вдруг превратились в девятые валы, хотя Майкл и был уверен, что ничего подобного произойти не могло.

Абсолютно уверен.

– Это твой первый заход, верно? – сказал кто-то за спиной Майкла.

Он насторожился, заподозрив в голосе нотку враждебности, и оскаленная физиономия Слотцки возникла перед глазами. Но Слотцки здесь не было – он остался в Нью-Йорке, где, есть надежда, отморозит себе задницу. Но все равно Майкл не собирался признаваться в том, что это его дебют и что за спиной у него лишь тренировки в бассейне.